ВИДИМАЯ ПРОПОВЕДЬ

— Скажи, Джонс, что послужило причиной твоего покаяния? — Старый рыбак попытался выпрямить свою сгорбленную спину и посмотрел сияющими глазами на задающего вопрос.

— Как это сучилось? – повторил спрашивающий.

— Чудесным образом, – наконец ответил Джонс. – Это произошло посредством одной проповеди.

— Посредством проповеди? Ну, тогда самым естественным образом.

— Нет, это было именно что-то неестественное.

— Где ты услышал эту проповедь?

— Я ее не услышал, я ее увидел!

— Ты ее увидел?

— Да, я видел ее ежедневно. Жил рядом с ней, — продолжал Джонс. — Мне довелось слышать много проповедей. Обычно они не имеют большого значения. Однако проповеди, с которыми живешь каждый день, приносят пользу.

— Что же это за проповедь, с которой ты живешь?

— Это моя покойная жена.

— О чем это ты, Джонс? Как можно жить с мертвой женой?

— Это возможно, и даже легко; Бог это может сделать.

— Расскажи мне об этом подробней.

— Я и моя Марен были, в какой-то степени, очень темпераментны. Оба имели вспыльчивый характер и часто конфликтовали.

Затем она покаялась, — продолжал свою историю Джонс. – По-крайней мере, она так утверждала. Но я не увидел в ней никаких изменений, разве что в первое время. Вскоре все у нас было по-старому. Но, во всяком случае, она продолжала ходить на собрание, читала Библию и молилась дома. Кроме того, она проповедовала мне о моей безбожности, она говорила, что мне надо покаяться. Иногда она плакала, чтобы побудить меня к покаянию. Но, при всем этом, ее мышление совершенно не изменилось.

Временами наши столкновения были очень тяжелыми. Я дразнил ее и посмеивался над ней, потому что ее лицемерное христианство мне претило. Несколько слов – и возникал серьезнейший конфликт. Потом она начинала плакать; но это не действовало на меня. Однажды, придя с собрания, она спросила:

— Неужели, Джонс, ты не хочешь покаяться?

Я сердито ответил:

— Зачем мне это?

— Чтобы иметь новую жизнь.

— А у тебя есть она, эта новая жизнь?

— Да, я верю, что есть, хотя и со слабостями. Ты не должен смотреть на нас, Джонс, ведь мы люди слабые и другими не станем. Ты должен смотреть на Бога.

— Бога я не вижу, а тебя вижу. И твоего «христианства» мне не надо.

Но однажды вечером, это было на рождественские праздники, она пришла после собрания домой, и я испугался за нее. Ее лицо было бледным, как стена, и за весь вечер она не проронила ни слова. Она много дней хранила молчание. Я стал переживать, что ее разум может помутиться.

Однажды, когда я сидел вечером и чинил свои сети, она подошла и села рядом. Ее глаза святились каким-то сиянием, которого я не переносил и потому не смотрел на нее. Она взяла меня за руку и сказала:

— Джонс, я попросила у Бога прощения за то, что позорила Его имя. Я считала себя святой, но святости во мне было совсем мало. У тебя я тоже хочу попросить прощения.

После ее слов мне стало немного не по себе. Большего мучения я никогда не испытывал. Если бы она отругала меня, мне было бы легче. С того дня моя прежняя жена умерла; она умерла для греха. Теперь ты понял меня или нет?

— Да; но скажи мне Джонс, неужели она больше никогда не сердилась?

— Я делал все, чтобы рассердить ее. Да, я заметил, особенно в начале, что плоть была та же, но дух… Ты понимаешь меня? Какая-то сила была в ней, которую раньше я не чувствовал. Казалось, она была сокрыта, спрятана небесными силами. Это был панцирь, который я не мог пробить своим злом. Для меня и моего злого характера было тяжело видеть каждый день ее лицо, над которым светилась божественная радость и мир. Я становился еще хуже, но её, как будто, это совершенно не беспокоило.

В конце концов, мне начало казаться, что я ненавижу её, — я ненавидел Бога, который жил в ней, потому что Он осуждал меня. Ей не надо было проповедовать, так как она сама стала проповедью. Я много лет жил рядом с ней, и эта проповедь стала для меня просто невыносимой. Я должен был покаяться. Вот так все и произошло.